* * *
Мы улетали из Москвы и Петербурга,
Чтобы увидеть Рю де Бург и Монпарнас,
Благодаря за всё судьбу и Демиурга,
Окно в Европу приоткрывшего для нас.
Мы пели песни в атмосфере театральной
На площадях Мадрида, Рима и Бордо,
На тихих улочках Швейцарии нейтральной,
И в страшном грохоте парижского метро.
Мы улетали за свободой и деньгами,
Мы рвали струны балалаек и гитар
Под небом стран, давно оставленных богами,
Где оказался горьким сладкий дым сигар.
Судьба капризная играла с нами в прятки,
Звучала музыка и била жизнь ключом.
Мы улетали из России без оглядки
И возвращались, не жалея ни о чём.
* * *
Страна озёр и полицейских,
Отелей, банков, нежных роз,
Весёлых женщин европейских,
Влюблённых в песню "про мороз".
Страна бродячих музыкантов,
Старинных замков и мостов,
Туристов, гидов, экскурсантов,
Авантюристов всех сортов.
Страна подземных переходов,
Тоннелей, гротов, родников,
Пьянящих неземных восходов
Средь гор и тающих снегов.
Страна причудливых фонтанов,
Часов, трамваев, облаков,
И двадцати шести кантонов,
Освобождённых от оков.
Тебе свободу дал навечно
Когда-то русский царь, и я -
Пою на улицах беспечно
Твоих столиц, Швейцария!
* * *
Виноградная лоза,
Целомудренная Анна,
Узнаю твои глаза
Изумрудная Лозанна.
Безрассудная жена,
Легкомысленная Ева,
Красотой окружена
Беззаботная Женева.
И в букетах свежих роз
Утопает наш отель,
Спит вдали от бурь и гроз
Тихий город Невшатель.
Вечерний звон
(октябрь 1993 г.)
Город Цюрих. Фрайерштрассе.
Балалайка - три струны.
"И почём сегодня в кассе
Песни гибнущей страны?
Тридцать франков? - Многовато!
Как поют "Вечерний звон"! -
Заработают ребята
На студийный микрофон!"
От "Калинки" до "Катюши"
Три минуты, и - финал,
Потревожим немцам души
И умчимся на вокзал.
Аромат струится тонкий
"Подмосковных вечеров",
Долго тает голос звонкий
Между каменных домов.
Тесен уличный регламент,
Звон в небесной синеве...
И расстрелян был парламент
Этим вечером в Москве!
Баскер*
(баллада об уличном музыканте)
Я помню крик озёрных чаек
И вкус лозанского вина.
Под переливы балалаек
Бежала к берегу волна.
Летели франки, лиры, марки
В потрёпанный гитарный кейс.
В ладоши хлопали швейцарки,
И яхты уплывали в рейс!
И, окрылённые успехом,
Мы звонко пели на лугу,
И песня отзывалась эхом
На том, французском берегу.
Женева, Цюрих, Берн, Лозанна -
Свободных граждан города,
В плену у русского баяна
Вдруг оказались на года...
Мой друг женился на швейцарке
И позабыл про свой баян.
Он курит тонкие сигарки
И до сих пор от счастья пьян.
Он говорит, что вышел в люди,
Но в тёплой клетке золотой
Живёт в тени своих прелюдий.
"О, жизнь, не уходи, постой..."
И вновь на базельском вокзале
Моя гитара чуть слышна,
Но я пою, и в шумном зале
Вдруг наступает тишина.
Из Рима, Лондона, Парижа
Спешат куда-то поезда,
А я пою девчонке рыжей:
"Гори, гори моя звезда"!
Я жил в Люцерне и Лозанне,
Под маяком женевским спал,
Купался в голубом тумане,
Романсы русские играл.
Я пересёк тебя стократно
Смешная милая страна,
И завтра улечу обратно
В Москву, где ждёт меня жена.
Горят огни бессонных банков,
Летят часы, бегут года.
Вечерний звон швейцарских франков
Я не забуду никогда,
И звонкий крик озёрных чаек,
И вкус лозанского вина,
Пассажи пьяных балалаек,
Мечты, которым грош цена...
* Уличный музыкант
* * *
Белым дымом закован над Рейном
Старый замок. Толпа. Лёгкий бриз.
Русский баскер, знакомый с портвейном,
Исполняет французский каприс.
На аллее, под сонным каштаном,
Среди царственных базельских роз,
Он танцует в обнимку с баяном,
Лицедей, скоморох, виртуоз.
И, с улыбкой меха раздвигая,
Дарит радость Европе больной,
Словно милостыню раздавая,
Неуёмный, весёлый, шальной!
...Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу...
Данте Алигьери, "Божественная комедия".
Лозанна (поэма)
Свой путь земной пройдя до половины,
Я очутился в тусклом переходе,
И посреди сплошной людской лавины
Я песни пел при всём честном народе.
Швейцария. Лозанна. На перроны
Спускаются артисты из Ямайки
Смеются белозубые матроны,
Внимая звукам русской балалайки,
Бросают в кейс ямайские монеты.
Что ж, для коллекции сойдут и эти -
На память о чудесной части света,
Где на песчаных пляжах пляшут дети.
Сегодня в переходе привокзальном,
Или, как все здесь говорят, в пассаже,
Как в свежем пёстром номере журнальном,
Обилие занятных персонажей.
Вот шествуют суровые индейцы,
Насельники крутых высот андийских.
Идут колонной, как белогвардейцы,
В последний ледяной поход альпийский.
Они наполнят улицы Лозанны
Дыханьем сиплым тростниковой флейты,
Затем исчезнут, словно партизаны.
А вот идут туристы из Кувейта.
Арабский шейх со всем своим гаремом,
Скрываясь за горою чемоданов,
Курсирует меж Лондоном и Римом,
Преследуемый запахом каштанов.
Я знаю точно - шейх не даст ни франка.
Не потому, что жаден. Слишком гордый.
Припомнят его жёны спозаранку
Мои скупые, страстные аккорды...
Компания испанцев из Мадрида
В большом восторге от гитары русской.
Мне почему-то вспомнилась коррида
В безоблачной долине андалузской.
Норвежка белокурая печально
К моим ногам роняет эдельвейсы.
Я прослежу за нею специально,
Чтобы она не бросилась на рельсы.
Пузатый негр, проездом из Женевы,
С женой худой, как горная былинка,
Вдруг незаметно появившись слева,
Кладёт хрустящий доллар за "Калинку".
А итальянец, безнадёжно пьяный,
В сердцах кидает всю свою наличность.
Возможно он искусств поклонник рьяный.
Всё может быть. Загадочная личность.
Монахиня швейцарская иль фея?
По-царски оставляет двадцать марок,
А к ним, - евангелие от Матфея
И синих глаз прощальный взгляд в подарок...
Очкастые японские туристы
Хотят со мной на память сделать фото,
Но вместо денег, вот ведь аферисты,
Суют открытку с видом на Киото!
На фестиваль в Монтрё спешат джазмены,
Подбадривают, всё ж таки коллеги.
Торопятся банкиры, бизнесмены
В Давос, на заседания коллегий.
На семинар съезжаются раввины,
Ты никогда их столько не увидишь.
Они оставили свои равнины,
Чтобы штудировать иврит и идиш.
Студентам из Канады почему-то
Вдруг захотелось спеть со мной "Катюшу".
Канадский доллар тоже ведь валюта -
Давай споём, ребята, душа в душу!
Опять идут индейцы с барабаном,
Косясь на балалайку боязливо,
А следом тип с немыслимым тюрбаном
И сладкою улыбкою смазливой.
Проходят скандинавы - шведы, финны,
Швыряют то ли кроны, то ли лиры,
А греки, те, что следуют в Афины,
Две драхмы жертвуют для русской лиры.
А вот, смотри, - редчайшее явленье,
Английский фунт упал, Святая Дева!
И я рассматриваю с умиленьем
Неотразимый профиль королевы.
Летят, вращаясь, в воздухе монеты,
Планируя, спускаются банкноты,
Как листья, на бесценные кассеты,
Открытки, фотографии и ноты.
Свой путь земной пройдя до половины,
Я очутился в шумном переходе.
Текут рекой студенты и раввины,
А я пою при всём честном народе...
Шарманщик
Мне шарманщик слепой песню пел,
Я дослушать её не успел.
Он в Люцерне стоял на мосту,
На своём неизменном посту.
И бросали монеты ему,
Но за что, - до сих пор не пойму!
Он смотрел как-то странно вперёд,
И в ладоши не хлопал народ.
И двоился в воде силуэт
Дивных гор, - ты воспой их, поэт!
И шарманщик с шарманкой в руке
Отражался в зеркальной реке.
Я слыхал эту песню в Монтрё,
В Ивердоне, в лозанском метро,
Но не смог я слова разобрать -
Нам слепых никогда не понять.
Как легко им, шарманщикам, петь.
Надо только шарманку иметь,
Надо место занять на мосту,
На своём живописном посту.
И смотреть, и смотреть в пустоту,
И не видеть вокруг красоту
Этих дивных и сказочных гор,
Отражённых на глади озёр.
Мне шарманщик слепой песню пел,
Я дослушать её не успел.
Как всегда я спешил на вокзал,
А шарманщик играл и играл...
Рона
Сегодня так много мелодий и солнца,
Весь воздух пропитан их смесью хмельной,
И город, сияя улыбкой японца,
С холмов наблюдает за синей волной.
Под сенью дубравы, под девственной кроной,
С гитарой на сонной женевской траве,
Лежу и любуюсь красавицей Роной,
Слегка отражаясь в её синеве.
Гнездятся в ветвях соловьиные орды,
Поют о любви, и хоть мне не с руки,
Но я на лету подбираю аккорды
К мелодиям звонким счастливой реки!
На вокзале
Каподастр и гитара - неразлучная пара,
А ещё - медиатор и шляпа в ногах.
Человеки бегут, за отарой отара,
Это тот же театр, только зритель в бегах!
Я, как пастырь, стою на незримом амвоне
И пою, наставляя заблудший народ,
Про глухой монастырь на далёком Афоне,
Словно здесь не вокзал, а церковный приход.
Ну а люди спешат к поездам, самолётам,
К вездесущим трамваям, к подземкам метро,
Оттого, что расписана жизнь как по нотам,
Но куда их уносит - не знает никто.
И проходит весь мир пред очами моими.
Я стою на развилке дорог и путей
И молюсь, призывая Господнее Имя:
"Ниспошли возвращение блудных детей!"
В ювелирном магазине
В немом мерцании витрин,
Среди изысканных камней,
Спокойно спит аквамарин
В объятьях света и теней.
В плену навязчивых зеркал,
На дне неведомых глубин,
Грустит задумчивый опал,
Томится пламенный рубин.
И каждой гранью ждёт рассвет,
Упорно не смыкая глаз,
Невидимый взыскуя свет,
Бессонный трепетный алмаз!
Сен-Готард
Здесь не укрыться от орлиных взоров,
Не спрятаться от Божьего суда.
В суровых Альпах, где обрёл Суворов
Бессмертие среди снегов и льда!
Здесь невозможно избежать потопа,
Возмездия за грешные дела.
Скажи, неблагодарная Европа,
За что ты вновь Россию предала?
Здесь русские солдаты умирали,
В горах жестокий ветер завывал.
Привал на Сен-Готардском перевале -
Последний перед Вечностью привал!
* * *
Я люблю Невшательское озеро
За его чистоту, глубину.
Здесь дыхание лунного лазера
Разрезает дорожкой волну.
А она, неизменно спокойная,
Тихо шепчет на ухо: "Pardon",
И твердит заклинание тайное:
"Невшатель, Коломбье, Ивердон!"
Смерть Артура
Неподвластные римским богам,
Усмиряя гельветские кланы,
По зелёным швейцарским лугам
Лошадей своих гнали аланы.
Их отцы, что в полях родились
Посреди нескончаемой битвы,
Перед чашей священной клялись
И мечу возносили молитвы.
Как шелка евразийских степей
На ветру развевались знамёна -
Те, что видели Пантикапей
И зловещий туман Альбиона.
Верных рыцарей вёл в Орлеан
Храбрый принц Сангибан - сын Гоара,
В золотую столицу алан,
Где текла безмятежно Луара.
А в повозке Король умирал,
И рождалась легенда незримо.
Над рекою закат догорал
Так предательски-неумолимо!
И под топот сарматских коней,
Тихий шёпот друидских гаданий,
Отплывающий в царство теней
Становился Артуром преданий.
И сияла вдали серебром
Грозных Альп ледяная корона.
И, волнуясь под лунным серпом,
Разливалась прекрасная Рона,
Вспоминая как меч Короля
Был заброшен в озёрные дали,
Про священную Чашу Грааля
И залитые кровью поля...
...в окрестностях Женевы протекает речка, первоначально
называвшаяся Аландон, а к северу, в пяти милях от Лозанны,
располагается город Аллан...
Бернард С. БАХРАХ, "История алан на Западе"
Аланы
По синим брегам Аландона
Бродил я с гитарой в руках.
Аланы с далёкого Дона
Здесь жили когда-то в веках.
На месте Женевы, Лозанны,
Быть может, пасли они скот.
Союзники Рима - аланы
Вершили сражений исход.
Запомнят все орды Востока
И после расскажут в степях,
Как бились аланы жестоко
На Каталаунских полях!
От криков их кровь леденела
У гуннов и римских солдат,
Пронизывал душу и тело
Их грозный, сверкающий взгляд!
Как ветер срывались в атаки
На быстрых аланских конях,
И замертво падали в маки
На кровью залитых лугах...
Молитвы святой Женевьевы
Европу от гуннов спасли,
Исчезли аланы и свевы
И славу в века унесли!
Скорбя о тяжёлой потере
Женева глядит в Лак Леман,
Бреду по швейцарской Ривьере
Усталый потомок алан.
И кто мне сегодня ответит
Где Запад и где мой Восток?
Лишь месяц над Альпами светит,
Чтоб не был я так одинок.
Всё громче в преддверии ночи
Ручьёв нескончаемый плеск.
Тропинки всё уже, короче,
И звёзд ослепительный блеск!
Ликуют вершины в экстазе,
Горит неприступный Монблан,
А сердце моё - на Кавказе,
Последнем приюте алан!
* * *
Сладкий запах цветущей акации
Над границей швейцарской стоит.
Песни первой волны эмиграции
Мне ещё написать предстоит.
За окном незнакомая станция.
Облака. Привокзальная тишь.
Где-то здесь начинается Франция,
На пути из Лозанны в Париж.
Я увижу Поля Елисейские,
Монпарнас и, конечно, Пасси*,
Но смогу ли забыть степи ейские? -
Боже милостивый, упаси!
Я хочу лишь сменить декорации
И скорей возвратиться домой
К гроздьям белой душистой акации,
Тем, что снились мне долгой зимой.
* Район Парижа на правом берегу Сены, прилегающий к Булонскому лесу, в котором после революции поселилась основная масса эмигрантов из России.
Сольвейг
В швейцарских альпах снег идёт,
А я, перебирая струны,
Обозреваю переход,
Реклам разгадываю руны.
Звенят монеты невпопад,
К перронам поезда подходят
И, несмотря на снегопад,
Неторопливо вдаль уходят.
Унылый базельский перрон,
Свет бесконечно-безначальный,
Мерцание норвежских крон
И образ девушки печальной.
Гитара жалобно поёт
Мелодию простую Грига,
Над городом метель метёт
И вот, пожалуй, вся интрига.
Она уехала в слезах,
Оставив горсть монет учтиво,
И навсегда в её глазах
Остался я с бокалом пива...
...Друг друга отражают зеркала,
Взаимно искажая отраженья...
Георгий Иванов
* * *
Мы не стучали в занавес железный,
Он неожиданно поднялся сам.
И наш талант, казалось - бесполезный,
Незаменимым оказался там.
Под звон монет и шум аплодисментов
Мы поняли, что занавес скрывал
Лишь пустоту разрозненных моментов
Взаимоотражения зеркал.
* * *
Над озером Женевским песня льётся
И тает в голубых горах Эвьена.
Я буду петь, покамест сердце бьётся,
Пока звенят ручьи самозабвенно.
А мир пусть катится своей дорогой,
К известному печальному финалу...
Вот только бы успеть сказать о многом
И песню спеть последнему вокзалу!
* * *
Забудь эти горные тропы,
Чужого отечества дым.
Этот рай посреди Европы
Оказался слишком земным.
Соборов готических своды
Не заменят мне Благовест.
Я не знаю иной свободы,
Кроме той, чтоб нести свой крест!